Вопросы и ответы

Когда все это кончится? — слышим мы вокруг, часто и в разных стилистических вариациях. Вопрос, очевидно, сложный и деликатный. Хотя ответ бывает, как правило, простым и прямолинейным.

Есть и нечто общее в иных индивидуальных ожиданиях.

Когда они повторяются, то возникает сначала нечто похожее на общий настрой, потом общее устремление, ожидание. Иному общему удается достичь статуса большой общественной значимости и силы. Даже мировоззрения.

На этих особенностях жизни вырастает, иногда пошло паразитируя, политика. Если ей удается удачно выразить настроение масс, то на какое-то время складывается общественная сила, энергия которой если и не переворачивает мир, то в чем-то его меняет. Сегодня, если между политикой и массами (обществом) нет взаимоусиливающего резонанса, сначала падает рейтинг политиков, потом в меру возможного меняются формулы и стили политики, в том числе и обслуживающие ее персонажи.

Если это не помогает, то они выходят на исторический ринг: политика и массы. Ринг называется по-разному — Майдан, Тахрир, Бастилия, Тяньаньмэнь, Дворцовая, Уолл-стрит, Манеж и т.п. Исход поединка тоже бывает разным. Разная бывает и энергия масс, и культура выражения своих пожеланий, и стойкость разнится, и интервалы поединков. Но истец обычно один — общество.

Именно оно, во всем таинстве своих эманаций, выдвигает политиков, повестку дня, критерии оценки должного и выбирает из потока событий и тенденций то, что должно закончиться, освобождая дорогу чему-то новому. Тому, что даст обществу шанс успокоиться и на какое-то время делегировать свои суверенные полномочия политикам. До следующего поединка. Его черед наступает как бы сам собой. Исподволь и неумолимо. Подобно тому, как описал Сергей Есенин:

Свершилась участь роковая,

И над страной под вопли «матов»

взметнулась надпись огневая:

«Совет рабочих депутатов».

Не все, кто в самых респектабельных клубах или промерзших окопах накануне того исторического поединка вопрошал: «Когда все это кончится?», остались вполне довольны ответом на свой вопрос. Как резюмируют сегодня: «Будьте осторожнее со своими мечтами! Они могут сбыться».

Сегодня в России нет, очевидно, ни пассионарного накала жажды обновления, как в 1917-м и далее, ни более десятка неприкаянных миллионов мужчин и женщин с ружьем. Но и площадь Тахрир на Facebook — всего лишь сотни тысяч чем-то взбудораженных людей, не вооруженных до зубов пулеметами. А результат тоже есть.

Пусть и не новая социальная формация, но явно преддверие иного формата отношений общества, политики и экономики. Не один Есенин поэтическим чутьем прозревал суть предстоящих и происходивших тогда у нас перемен. И другие поэты и ученые, и политики, и живописцы, музыканты и фабриканты. Хотя статистика говорила о добросердечии народа, у которого было в 1914 году около 75 тысяч церквей и часовен и более 160 тысяч священников и монашествующих. И шансы-то были головокружительные! Во всех аспектах — геополитическом, экономическом, демографическом. Но что-то подтачивало страну. И «всего лишь» о 20 годах «социального покоя» просил (кого? Думу? общество? бюрократию?) Столыпин, чтобы до какого-то нового величия Россию поднять.

Убийственная спецоперация, не без участия высокопоставленных вельмож, дала однозначный ответ на ту просьбу. Будучи родственником Лермонтова, не вспоминал ли он предка: «Не будь на то Господня воля, не отдали б Москвы»?

Вот и множатся вопросы. И многим хочется упорядочить свое миропонимание. И даже сложную стихию глобального кризиса нам милее воспринимать, если определим ее как «вторую волну». Будто кризис — всего лишь график с волнообразной кривой. Или U, или W, или L. Формула, несомненно, эффектна. Но жизнь из миллиардов персональных воль даже всеми буквами алфавита или иероглифами не выразить. Потому-то и некорректен вопрос: «Когда все это кончится?» Все это — необъятно. Необозримо. Часто — беспощадно. Часто — очаровательно. Всегда — бесконечно. Сложно и просто. Как понимание своего пути каждым из нас в этой бесконечности и разнообразии. Как умение задавать правильные вопросы, например, ближе к гамлетовским. Как и знание, что не на все вопросы вообще есть ответы.