Правда и сила

Смысловое пространство нашей жизни беспощадно программируется. Языки и технологии программирования хоть и разнообразны, но обозримы. Семья, школа, улица, Интернет, СМИ и собственно сама жизнь как опыт каждого человека в его соприкосновениях с природой,  людьми и результатами их поведения. Кто-то привносит в этот поток, отражаемый так или иначе образованным сознанием, свой творческий вклад. Когда-то этот вклад тщательно оценивала государственная цензура, дабы избежать неконтролируемых ассоциаций и направить воспитательный эффект к установленному эталону. Теперь такое вмешательство немодно. Но сказать, что в нынешнем облучении умов и душ смыслами торжествует стихия, было бы наивностью.  Меньшей наивностью было бы вспомнить о том, «кто заказывает музыку», но сводить все к козням плутократов тоже было бы лишь приближением к истине.  Ведь правда как категория актуальной политики вполне по-современному, пиарно, с купеческим удалым размахом заявлена одним из наиболее зажиточных и дельных граждан и неополитиков страны: «сила в правде — кто прав, тот и сильнее».  

И это серьезно. Прежде, в эпоху «голосования сердцем», избиратели тоже стремились к правде. Но когда  правда еще всего лишь выковывается в жесткой схватке идей и объединенных ими общественных групп, то чувства и интуиция срабатывают как самые надежные критерии. Сила в такие времена не обязательно у тех, кто глобально и по наивысшему счету прав. Для настоящего, не искаженного конъюнктурой, осознания требуется время. Только оно расставляет все требуемые для однозначности умозаключения точки и приоритеты. Бывает сила сильной и без исторической правоты.  По крайней мере, на некоторое время. 

На чьей стороне была правда в Великой Отечественной гражданской войне 1917—1922 годов?  Эта эпоха почему-то меньше удостаивается внимания, чем, к примеру, 1937-й. А ведь она осмысливалась фундаментально наукой, политиками и литературой. И М. Шолоховым в«Тихом Доне»,и А. Веселым в«России, кровью умытой»,и И. Буниным в«Окаянных днях», и Б. Пастернаком в «Докторе Живаго»,и А. Толстым в«Хождении по мукам».  Да и «Красное колесо» А. Солженицына, по сути, посвящено истокам этой войны. Четверо в основном за упомянутые произведения, кстати, отмечены нобелевской премией.  Все они — о правде и о силе. Точнее, о правдах и о силах, когда «наши против своих» и когда «люди или мыслят большими категориями, чувствуя никак не меньше, как в объеме всего земного шара, либо с обнаженнейшим цинизмом спасают свою шкуру. И в том, и в другом случае отсутствует бытовое милосердие…»

Любая историческая аналогия уязвима. И разве сравнить начинающуюся избирательную кампанию с накалом страстей Далекой Гражданской?

В. Рощин, один из героев «Хождения по мукам», кадровый офицер царской армии, штабной и окопный, волею писательского вымысла прошел в поиске ответа на вопрос о правде путь кровавого служения в красной, белой, махновской и снова красной армиях.  Драматизм его судьбы в одном ряду с Григорием Мелиховым или Юрием Живаго. И вывод общий: Россией в этих муках рожден человек. Этот человек «потребовал права людям стать людьми».

И не эту ли мечту, идею  мы сегодня можем разглядеть в  калейдоскопе теперешних разномастных выходов на сцену борьбы за голоса, которая все-таки есть борьба за Путь?  Ориентиры этой борьбы те же, что и в Великой Гражданской,  —  справедливый общественный порядок, в котором правит не волосатый питекантроп, хищник, прикрытый фрачной сорочкой или иным модным дресс-кодом и аксессуарами, а тот, кто знает правильный ответ на вопрос вопросов: ты во  всем этом кто — доктор или палач?