Мир вразнос

На нынешний кризис надо взглянуть с многих точек зрения, и три из них, кажется, – обязательная программа любого текущего анализа и прогноза. Это финансовый покров, структурная подоплека и духовный смысл глобального кризиса.

Грядущие десятилетия готовят нам немало трудностей, и только от нас самих зависит, сможем ли мы их преодолеть. Например, для американцев сейчас очень важно создать условия для притока в страну квалифицированной рабочей силы и провести реформу образования.

Алан Гринспен. «Эпоха потрясений», 2007 г.

Как известно, вся мировая экономика сейчас укладывается примерно в 50 трлн долл. Что из этой массы продукции и услуг является жизненно важным, что жизненно вредным – не важно. Показатель ВВП – не идеальное, но удобное первое приближение к пониманию экономики. Но важно то, что объем всевозможных финансовых инструментов, выпущенных особенно изобильно за последние лет 20, превышает, по самым осторожным оценкам, 100 трлн, а с учетом производных бумаг – 700 трлн долл. При этом понятно, что никто не даст точной оценки этого квазиденежного вороха. До какой степени можно растягивать пропорцию реальных и фиктивных активов – вопрос эмпирический. Сегодня некоторые финансисты впали в отчаяние, некоторые с азартом продолжают играть и выигрывать. Рентабельность финансовых спекуляций, как это предусмотрено в казино, и до кризиса была внушительной для относительно широких масс. Таковой она остается и сейчас – правда, для сузившегося круга особо удачливых или особо приближенных к источникам генерирования настоящей ликвидности. Многие события и их логика сейчас напоминают рисунок развертывания коллапса американского финансового рынка более 70 лет назад, при том что генеалогия современных финансовых технологий восходит к весьма древним временам. Дефолт как способ восстановления равновесия на финансовых рынках – вообще один из ключевых в успешной экономической истории США.

Инструментарий сжигания избыточных обязательств достаточно скуден и потому прост. Например, развязывание гиперинфляции. Или девальвация. В результате кто-то умоется слезами и попросту забудет о своих сбережениях, кто-то сможет их дружески реструктурировать, кто-то обратится в суд и будет долго судиться, кто-то будет спасен щедрым и избирательным государством, многие пострадают от слабой доступности оборотных средств, но в любом случае огромная масса обесценившихся финансовых инструментов схлопнется. Но нет, наверное, ни одного игрока, который был бы заинтересован все это фиктивное, но глобальное хозяйство обрушить молниеносными темпами и общепланетарно. Существенно и то, что доллар сегодня обслуживает не 80% мировых расчетов, как лет 30 назад, а меньше половины.

Другой метод восстановления глобального рыночного равновесия, который был с размахом применен в ХХ в., – это пара мировых войн, которые приводят к списанию не только финансовых излишков, но и к уничтожению перенакопленного материального капитала и его форсированному обновлению. О людях здесь не говорим. Че Гевара, кстати, сказал приготовившемуся его расстрелять солдату: «Я знаю, ты пришел убить меня. Так стреляй, ведь ты убьешь всего лишь человека!»

Волны страха в экономическом развитии сменяют, а часто и накладываются на волны доверия, выполняя регулирующую роль, подобную графитовым стержням в ядерном реакторе. Капитал доверия к казавшимся всесильными финансовым инструментам был подорван еще на рубеже веков. Отчасти потери были нейтрализованы показательным крахом Enron и его аудиторов. Отчасти кризис 1998 г. охладил эйфорию в отношении «новой экономики». Антитеррористическая борьба, стимулировавшая инвестиционные сдвиги, также отодвинула на несколько лет разбалансировку рынков. Но искусство создавать финансовую отчетность (с возможностью «нарисовать» рынки и активы, исходя из ожиданий – market to dream, market to model), монополизация функции оценки рисков инвестиций, качества продукции и менеджмента корпораций по-прежнему играли важнейшую роль в конструкции глобального капитализма. Не случайно в мерах по борьбе с кризисом G20, такой акцент делается на рейтинговых агентствах, прозрачности и т.п.

С точки зрения экономической структуры за кризисом скрывается мощный технологический сдвиг, означающий мощное перераспределение ресурсов и выход на первые роли новых героев. Для полноты картины учтем, что основные дивиденды из повышения цен на нефть извлекали не только арабские шейхи и не только Россия. Понятно, что за этим стояли серьезные транснациональные корпорации, которые за счет 5-7-летнего ралли цен на нефть собрали очень серьезные ресурсы для инвестиций в новые сектора. Безусловно, вопрос использования накопленных ресурсов и эмиссионных рычагов – предмет жесткой политической борьбы.

Важнейший вопрос, который стоит сейчас, – захлебнется ли технологический прогресс на Западе из-за дефицита инвестиций? Но беспристрастный анализ показывает, что принципиального торможения технологического прогресса не будет. Более того, мы видим, что научно-технологическая революция разворачивается фантастическими темпами. Безусловно, такие отрасли, как металлургия, финансовый и торговый сектора, претерпят заметные изменения, но темпы роста высокотехнологичных сфер будут измеряться 10-30% в ведущих странах.

Пружины инновационного прорыва – конвергентные технологии: нано-, био-, информационно-коммуникационные технологии, новые материалы. Взаимосвязанно они представляют собой ядро нового, шестого технологического уклада. В России и пятый уклад представлен слабо, а фокус конкуренции за экономическое, социальное и военное лидерство в мире уже наведен на следующую технологическую волну. К счастью, у нас еще в активном возрасте поколение, которое способно совершить инновационный прорыв. По сути, страна сейчас живет талантами тех матерей и отцов, которые родили детей в 50-70-е гг. XX в. Поколение, чья социализация пришлась на «ревущие 90-е», и количественно, и качественно обладают намного худшими данными для инновационного прорыва. Отсюда жесткое требование к государственным тратам и инвестициям – не только спасать финансовый сектор и неудачно задолжавшие зарубежью корпорации, считающиеся «национальным достоянием». Важно успеть не только в декларациях, но и на практике поддержать инновационный прорыв. Такова структурная подоплека кризиса.

А главное, третье измерение этого кризиса – духовное.

С этой точки зрения кризис является нашим большим Учителем, он учит ценить не только деньги и их суррогаты, но и подлинные смыслы жизни. Ценить не только новую модель «порше» как изделие творческого духа и человеческих рук, но и краюху хлеба, которой может не оказаться под рукой. Ценить не одни лишь аксессуары к телефону или особняку, а возможность и радость творчества. Он учит обходиться без лекарств. Ценить не «казаться», а «быть». Кризис возвращает огромные массы населения, в том числе и олигархический контингент, к пониманию, ощущению, вкусу, созерцанию, слышанию истинных смыслов жизни, и в этом его глобальная польза.

Словом, кризис настал. Да здравствует кризис?! Правда, говорит он пока тихим голосом.

Маленькие мотыльки боязливо взлетели из чащи, они умрут на закате и никогда не поймут, что это была не весна.

Райнер Мария Рильке, 25 декабря 1920 г