“Политика”, №91, декабрь 2008.

Сейчас часто выдвигается тезис о том, что западная цивилизация издаёт вопль отчаяния. Это представляется гротескной постановкой. Вопля отчаяния нет никакого. У лидеров этой цивилизации можно найти растерянность, даже лёгкую панику, но никак не отчаянье. Если говорить о Б. Обаме, то почему он должен быть в отчаянье? Он поддержан большинством американского общества, а в нашем контексте важно то, что он принадлежит к ряду весьма влиятельных элитных групп. В частности, он близок к очень серьезной и хорошо организованной группировке, куда, в частности, входят Клинтоны, Полсон, Сорос, Баффет, Саммерс. Эти люди отличаются тем, что они, в частности, стояли у истоков очень мощной и одной из самых успешных финансовых пирамид. Обладатели инструментов более низкого качества стали и становятся лузерами нынешнего обвала, а профессионалы способны выигрывать даже, а часто и в особенности, в условиях турбулентности. Однако эта ремарка скорее пролог подхода к теме.

На этот кризис надо взглянуть с многих точек зрения, и я позволю себе рискнуть рассмотреть его с трёх позиций. С точки зрения финансового покрова, с точки зрения структурной подоплёки и с точки зрения теологии, а затем и относительно сценариев возможного развития событий в дальнейшем. И предложить свою версию ответа на вопрос: имеет ли место конец американского глобализма или нет.

Финансовый аспект этого кризиса. Как известно, вся мировая экономика сейчас укладывается примерно в 50 трлн долларов. Сейчас нет смысла рассуждать, что из этой массы продукции и услуг полезно для жизнеобеспечения, что вредно. Важно то, что объём всевозможных финансовых бумаг, выпущенных особенно изобильно за последние лет 20, достигает, по разным оценкам, не менее 700 трлн. Есть даже оценки более 1 квадриллиона, но это уже из разряда произвольных спекуляций, никто не даст точной оценки. Инвестиционные игроки, по крайней мере, из числа недавно разорившихся, обладая, например, 43 млрд реальных активов, контролировали и активы объёмом в 1 трлн. Рычаг, таким образом, почти 30, и несложные расчёты дают совершенно сумасшедшую рентабельность этого бизнеса.

Как долго могла вся эта пирамида держаться? Долго. Боялся ли кто-то из решающих лиц в ФРС дефолта? Маловероятно. Американцы 200 лет развиваются, и один из ключевых механизмов этого успешного развития связан с дефолтами – муниципальными, штатными, корпоративными и т.д. Дефолт, как отказ от обязательств не всегда возникал в глобальном или страновом масштабе, хотя «Великая депрессия» начиналась масштабным каскадом дефолтов и сжиганием финансовых пирамид, на что лихорадочно реагировал бизнес и население. Одни разорялись, другие теряли работу, многие впадали в отчаяние, но некоторые «ловили рыбу в мутной воде». Многие события и их логика сейчас напоминают рисунок развёртывания коллапса американского финансового рынка в то время. Дело не в боязни, не в отчаянии, дело в накопленном историческом опыте, генеалогия которого отнюдь не в рубеже 20-30-х, а на многие века раньше.

Инструментарий сжигания избыточных обязательств достаточно скуден и потому прост. Например, развязывание гиперинфляции. Или девальвация. Кто-то умоется слезами и забудет о своих сбережениях, кто-то сможет их реструктурировать, кто-то обратится в суд, но в любом случае эта огромная масса обесценившихся финансовых инструментов «сдуется», а в какой-то части подвергнется регулированию. Взорваться молниеносно она не может – нет одномоментной мобилизации граждан, потерявших вклады, нет сил у банков, чтобы истребовать возврат всех кредитов, а самое важное в том, что финансы теперь глобальны, и нет ни одного игрока, который был бы заинтересован это всё молниеносно обрушить. Доллар, наверное, обслуживает на сегодняшний день порядка 45% международных расчётов. В начале 80-х годов он занимал 80%. Падение существенное. Ещё 30% сейчас – это евро, остатки – йена и другие региональные валюты.

Другой метод балансировки реального и фиктивного капитала, который был опробован в XX веке – это пара «горячих» и «холодных» мировых и множества локальных войн, которые ведут к списанию не только финансовых излишков, но и к списанию, уничтожению перенакопленного материального капитала. Попутно этот молох пожирает и миллионы человеческих жизней.

Современная экономика, с нынешней ролью знания, тоже чувствительна к войнам, а также глобальным терактам. Они ведут к переоценке капитала, перераспределению инвестиций, смещениям ожиданий. Мало того, современная экономика строится на доверии и искусстве создавать финансовую отчётность для позиционирования в сложной сети стейкхолдеров. В МСФО есть не только реальные активы, но и «Market to dream» или «Market to model». He случайно в мерах по борьбе с кризисом G20 такой акцент делается на рейтинговых агентствах, прозрачности и т.п.. Нашумевший случай с Энроном и десятки менее известных недавних случаев обвала «нарисованных империй» – были сигналами, которые манифестировали реальные проблемы технического регулирования рынков, необходимость минимизации его провалов, защиты участников рынка.

Но когда капитализация фирм зависит от большого казино, то выигрывает всегда его хозяин, оказывающий то, что называется «высшими услугами капитализма»: тот, кто оценивает, кто присваивает рейтинги, тот, кто проводит оценку всех видов активов. В этой игре могут достаточно долгое время выигрывать и широкие слои трудящихся, а не только хозяева казино.

Но эту логику надо провести дальше на несколько шагов. И там мы увидим, что есть ещё уровни капитализма, где действуют те, кто оценивает, что хорошо и что плохо, а также те, которые выступают в роли самых главных интерпретаторов будущего, авгуры современной эпохи. В этих гуманитарных слоях – важнейшая тайна конкурентных преимуществ в глобальной экономике. Контроль над этими активами позволяет сбросить Китаю, Малайзии или кому угодно производство кроссовок, телевизоров и т.д., более того, сегодня сбрасываются даже серьёзные участки научно-технологического процесса. Это не страшно, поскольку самый главный тот, кто своим авторитетом способен давать глобальные оценки всему, капитализирующий всё недоступными для большинства высокими финансовыми технологиями.

Все эти сюжеты у нобелевских лауреатов по экономике давно уже обозначены: асимметричность рынков, рефлексивность рынков, турбулентность и т.д.

Что могла бы делать Россия сейчас? Технологически понятно – это то, что делает Китай, это то, что делают даже в США для того, чтобы банально стимулировать спрос. В Китае начали совсем недавно массированную программу общественных работ. То же самое делали в ходе Великой депрессии и в США, и в Европе, и в СССР. Это понятные кейнсианские инструменты: государство, видя, как сжался спрос потребительского сектора, начинает выступать не просто в роли ночного сторожа, а в роли активного игрока, инвестора на рынке. Здесь всё банально с точки зрения теории и исторического опыта.

Что мы видим в России: огромные ресурсы наших банков зарезервированы в ЦБ и при этом увеличивается ставка рефинансирования. Выделяются средства стабфонда, но надлежащий контроль законодателя не обеспечен. Это не политика, которая диктуется здравой логикой. Что за этим? Либо некомпетентность, либо растерянность и испуг, либо некая политика с тем, чтобы всё это опустить, а потом прикупить и перераспределить? Кто-то дал ответ?

С точки зрения технологической структуры, за кризисом стоит мощный технологический сдвиг. Важнейший вопрос, который встаёт сейчас перед всеми – заваливается ли технологический прогресс на Западе из-за дефицита инвестиций? Может быть, пора ставить крест на наших инновационных мечтаниях? Но беспристрастный анализ показывает, что принципиального торможения технологического прогресса не будет. Если взять, например, альтернативную энергетику, то все решения приняты, финансирование никак не срезано, для американцев это будет третий подход к водородной энергетике и другим альтернативным источникам электрогенерации. Они пытались это сделать в 70-х годах, 80-х годах, сейчас идёт третья волна, и она обеспечена технологическими решениями. Более того, мы видим, что научно-технологическая революция разворачивается фантастическими темпами. Безусловно, такие сектора, как металлургия, транспорт, торговый сектор – всё это достаточно серьёзно будет схлопываться, но темпы роста отраслей, относимых к 6-му технологическому укладу, будут измеряться 20-30% в ведущих странах. Наш телекоммуникационный сектор, который целиком импортный по оборудованию, развивался даже в самые худшие годы приличными темпами.

Что это за революция? В её основе находятся конвергентные технологии: нанотехнологии всех видов приложений (лекарства, вооружение, новые материалы). Так, в США продолжает разрабатываться программа «наносолдата». Через считанные годы военнослужащие ВС США будут из себя представлять людей, которые защищены и одеты в жилеты, которые пробить будет невозможно ни одним современным видом вооружения. Понятно, что не сразу их будет миллион, но достаточно пяти тысяч, чтобы всё что угодно сделать на территории Евразии при нашей имеющейся армии. Это специализированная программа, контроль финансирования которой жёсткий.

Нанотехнологии немыслимы без увязки с биотехнологиями, новыми материалами и информационно-коммуникационными решениями. Но мы редко принимаем в расчёт то, что из 8 видов наиболее перспективных технологий будущего в области коммуникаций, половина касается смыслов! А прорыв в области коммуникаций и в компьютерном мире будет лежать в прорыве техники в смысловые пространства. Это то, что называется когнитивными науками. Если посмотреть наше отставание по всем видам высоких технологий, то понятно, что ситуация плачевная. Но она не настолько плачевная, как может казаться. Имеющиеся возможности не утрачены. Но реально, учитывая срок средней жизни учёных, учитывая то, что у нас пока активно поколение, которое ещё может совершить инновационный прорыв, надо понимать, что те, кто войдут в активный возраст буквально лет через пять, которые родились и выросли в 90-е годы, социализация которых прошла в 90-е годы, это практически люди, чуждые инновациям продуктивного характера. По сути, страна сейчас собирает сливки талантов тех матерей и отцов, которые родили детей в 60-80-е годы. Все. Но возможности есть совершенно уникальные, отсюда драматизм для нас повышенный.

Для полноты картины учтём и то, что основные дивиденды из повышения цен на нефть извлекали не только арабские шейхи и не только Россия. Понятно, что за этим стояли серьёзные транснациональные корпорации, которые за счёт 7-летнего роста цен на нефть собрали очень серьёзные ресурсы для, в том числе, инвестиций в 6-й уклад (развитие экономических технологий). Это такова, вкратце, структурная подоплёка кризиса.

Наконец, третье измерение этого кризиса – духовное. Если посмотреть на структуру больных людей в США и в России, то мы найдем, что примерно 40% населения и в США, и в России имеют такие особенности, которые делают их необычайно восприимчивыми к рекламе. Она уже давно не двигатель торговли, а манипулятор и стимулятор завышенного искусственного избыточного спроса. А проблема капиталиста, мы все прекрасно знаем из политэкономии, – перепроизводство, в том числе и производство долгов, товаров и услуг. Такому рынку нужно податливое на манипуляции население, для которого смысл жизни равен потреблению. Вспомните эту эйфорию всюду – обогащайся, покупай… Это кончилось принципиально.

Что такое современный Интернет? На 2/3 это уже не хранилище, а кладбище знаний. Не случайно развиваются новые поколения Интернета. Начинают появляться производные всевозможные, которые фильтруют всю эту помойку информации. А кто оценивает истинность знаний из Интернета? Зачастую интегральный Мумий Тролль.

С этой точки зрения, кризис является нашим большим учителем, он учит, прежде всего, ценить не только деньги, а смыслы. Ценить не только новую модель «Порше», а краюху хлеба, которой может не оказаться. Он учит ценить наличие или отсутствие лекарств. Кризис возвращает огромные массы населения, в том числе и олигархического контингента, к пониманию истинного смысла жизни и в этом его глобальная польза.

Наконец, последнее. Настал ли конец американскому глобализму, как иногда высказываются отдельные эксперты? Есть много разных сценариев. Достаточно хорошо их позволяет анализировать модель из пяти сценариев глобального развития. Первый сценарий -жёсткий глобализм – подразумевает, что США удаётся сохранить контроль над миром. Это очень конкретная материя, это не абстрактные слова. Они подразумевают, что именно американские советники, приезжая в ЦБ разных суверенных демократических государств, определяют различные параметры денежной политики: сколько денежной массы должно быть, уровень монетизации, процентной ставки, к чему привязывать курс национальной валюты. Также это подразумевает наличие огромных количеств всевозможных баз – военных и культурных, влияние Голливуда, в общем, совершенно конкретные практические вещи. Все они вместе работают на поддержание этого доминанта мировых событий.

Сценарий мягкой глобализации означает, что помимо одного игрока в Большой игре значение имеют и другие: Европа, Япония, Бразилия, Китай, может быть Россия. Есть сценарии регионализации, которые подразумевают, что ВТО-механизм разваливается, нарастает протекционизм по всем позициям, товарные потоки, услуги, рабочие силы концентрируются в определенных регионах. Это сценарии регионализма -позитивного и негативного. Негативный – если введены очень жёсткие перегородки между странами и блоками. И, наконец, сценарий хаоса. Он подразумевает и природные торнадо, и маленькие войны, и т.п. катастрофы.

Что мы имеем на начало 2000-х годов? После известного теракта американцам удалось за несколько лет выстроить всю конфигурацию мировых мнений, потоков и идей под себя. Но реально сил не хватило. Американское общество не готово заниматься тотальным управлением миром. В нём издавна присутствует дилемма – изоляционизм или экспансионизм. Но самое главное, что внутри США сложилось практически две Америки: одна Америка – наверху, они представляются как неоконы, а другая – те, которые представлены позицией Перкинса – в прошлом высокопоставленного сотрудника валютных организаций, участника многих операций по закабалению западных стран через систему долгов и коррумпированию элит этих стран. Перкинс осознал дефекты хищнической модели империализма, стал изменником своего класса, и сейчас выпустил целый ряд книг, которые показывают, что Америка – это империя и американские граждане будут с этим бороться, потому что идеалы демократии и свободы противоречат тому, что делает Америка сейчас в лице своих руководителей. Иными словами, сценарий жёсткого глобализма может разваливаться изнутри. Но не будем забывать, что технологический прогресс позволяет через несколько лет поставить многие вопросы снова ребром и с беспощадной жесткостью. Если кому-то удастся обнулить наши ядерные арсеналы, в разных смыслах обнулить возможности ответного или невозможного гарантированного ответного уничтожения, то разговор пойдёт по-иному.

Что касается европейской трусливости в глобальной политике, то она как и степень геополитической смелости нашей элиты – это величина переменная. Единственный, кто может себе многое позволить – это Китай, но и в отношении Китая американцы могут позволить себе тоже многое. И не только американцы, есть более сложные конфигурации.

На сегодняшний день в этом 5-сценарном формате события развиваются по пути умеренной глобализации, когда суверенность многих возрастает, когда голос многих уже услышан. Можно напомнить Че Гевару, который еще 30 лет назад сказал, что просыпается гигант и те люди, которые были страшно унижены, права и свободы которых попирали 500 лет, этот гигант просыпается и у него есть горячее сердце и очень крепкий кулак, который чешется. Всё это происходило на американском полушарии. И такое же желание появляется теперь у всех стран, которые демографически составляют основу планеты.

Основной риск этого развития связан с тем, что нашим национальным интересам выгодны в этом историческом периоде два сценария: умеренной глобализации, поскольку у нас пока нет ни сил, ни компетенции играть достойную роль в мире. Я не говорю о спектаклях – это другой разговор. И второй сценарий – позитивная регионализация, если нам удастся укрепить своё положение, в особенности на территориях бывшего СССР. Но этот процесс идёт с большим трудом. И по признанию Южной Осетии и Абхазии мы понимаем, кто наш друг, а кто явный и неявный недруг. Но нашим национальным интересам не отвечают два сценария: сценарий негативной регионализации, потому что мы слишком зависимы по всем позициям от многих мировых событий; и сценарий хаоса, т.к. он тоже реализуется в мире в различных региональных конфликтов. Их будет больше, безусловно. Вопрос лишь в том, хватит ли разума не ввязаться в крупномасштабную авантюру различным игрокам. Причём, этими игроками будут не только государства, но и всевозможные синдикаты, в том числе преступные, у которых есть свои вооружённые силы.