“Русский журнал”, 10 апреля 2008 года.

“Русский журнал”: Александр Александрович, хотелось бы побеседовать с вами о концепции социально-экономического развития до 2020 года. Каково ваше отношение к этой концепции?

Александр Агеев: Сама концепция еще не утверждена правительством. Однако уже сейчас можно говорить о том, что разработчики проекта – одни из наиболее компетентных профессионалов в этой области в России.

Оценивая этот документ, нужно исходить из того, что реально и достижимо в нынешнем контексте – административном, социальном, международном. Начать нужно с того, что сам разговор о плане и прогнозе все еще слегка диссидентский и не поддержан правовой базой. Хотя высшее руководство страны уже высказало свою приверженность идее целенаправленного программирования, но от намерений до эффективного действия системы реализации замыслов – дистанция велика.

Как заметил действующий президент страны, “опираться на граждан в существующей системе административного управления… сложно”. Вдумайтесь: а кому же осуществлять все заявленные планы?! Оттого, что в верхних слоях элиты возник позитивный футурологический настрой, трудящиеся массы отнюдь не заразились энтузиазмом по прорыву в светлое будущее. Иными словами, обсуждая документ, нужно не упустить главного – необходимости создания системы стратегического управления развитием страны.

Кроме этого, и прогнозы, и программы должны быть гибкими и регулярно корректироваться. Как заметили братья Стругацкие, “апостериори все наши попытки описать будущее в деталях выглядят смешными, если не сказать жалкими”. Прогнозирование – это процесс. Он, прежде всего, требует постоянного мониторинга, оценки и парирования рисков.

Мы живем не в изоляции. Сегодня стремительно разворачиваются многие глобальные экономические и военно-политические риски, которые не прописаны в этой концепции. Но социально-экономическое развитие России до 2020 года с большой вероятностью испытает на себе то, что не относится к компетенции МЭРТа, Минрегиона или иного ведомства. Риски обращены к нам вне зависимости от бюрократической прописки.

РЖ: А в чем заключаются расхождения между МЭРТом, с одной стороны, и Минфином, с другой? Можно ли говорить об идейном характере их разногласий?

А.А.: Это нормальные, естественные противоречия, которые есть всегда между минфинами и министерствами макроэкономического регулирования. Очевидно, что статусный вес А.Кудрина в текущей политической ситуации выше, чем вес, например, Э.Набиуллиной. И сегодня де-факто главный орган макроэкономического менеджмента – Минфин. Ни у кого из других ведомств, Счетной палаты или Госдумы, нет надлежащих компетенций, кадров и полномочий, чтобы даже отследить все процессы.

А что такое стратегия развития, если она не увязана с бюджетным процессом? Фикция, пиар, самообразование, но никак не достойное страны “стратегирование”.

РЖ: Одна из болевых точек в дискуссии вокруг концепции МЭРТа – тема уровня инфляции при реализации программы. Согласны ли вы с теми, кто высказывает опасения относительно резкого увеличения инфляции?

А.А.: Здесь нужно исходить из того, что официальные цифры инфляции – это “средняя температура больных по палате”. Для разных групп населения эта инфляция разная. Большинство населения давно живет практически в условиях 30-процентной инфляции в годовом исчислении при официальных однозначных значениях. Тарифы на транспорт, тепло, электроэнергию, цены на продукты питания или на бензин, всевозможные услуги живут своей жизнью, а эталонная корзина, по которой условно считается инфляция, – своей.

Второй момент – древние споры между сторонниками монетарной и немонетарной теории инфляции. Первая увязывает инфляцию с выпуском денежной массы, с долларовыми поступлениями в страну, состоянием платежного баланса и т.п. Немонетарные подходы учитывают степень монополизации рынков, качество рыночных регуляторов, структурные параметры. Сторонники этой парадигмы обнаружили, например, что чем больше сжимается денежная масса, тем сильнее тормозится экономический рост.

Есть известный магический четырехугольник экономической политики, обозначающий четыре цели, которые с трудом достигаются одновременно: инфляция, платежный баланс, темпы роста, занятость. Флюсовать в этом четырехугольнике инфляцию – это банальная макроэкономическая ошибка. Но ведь вся наша официальная макроэкономическая политика привязана именно к этой суперцели!

Между тем мы находимся в таком состоянии, когда без той или иной формы амбициозного целеполагания, без целенаправленного, но отвечающего требованиям современной культуры государственности вмешательства государства в структурную политику мы так и останемся в роли “белки в колесе”, не умеющей выйти из заданной тупиковой эволюции. Почитайте “Исповедь экономического убийцы” Перкинса, чтобы увидеть технологии подавления ресурсов развития целых стран через применение шаблонов макроэкономических антиинфляционных практик.

РЖ: Чего больше в предложении МЭРТа по снижению НДС и ЕСН – идеологии, пиара или экономики?

А.А.: Строго говоря, малый бизнес и зарплаты ниже определенного уровня могут вообще быть освобождены от налогообложения. Основные бюджетные поступления у нас идут совершенно из других источников, так или иначе восходящих к природной ренте.

РЖ: Еще одна крайне дискуссионная тема – это Стабфонд, за сохранение которого в неприкосновенности стоит Кудрин?

А.А.: Можно понять логику министра финансов, который стоит за хранение средств в надежных финансовых инструментах. Таковыми до недавнего времени считались различные финансовые инструменты американского фондового рынка. Теперь, однако, надо искать того, кто так переоценил эту надежность, не учтя риски глобального обвала финансовых активов.

Есть и другая позиция. Она исходит из критической важности обустройства территории страны и форсированного создания институтов, способных превращать сбережения в инвестиции и облагораживать социально-экономическую среду. Поэтому понятен аргумент Кудрина, сводящийся к тому, что у нас нет механизмов, которые предотвращали бы отток ресурсов из располагаемых государством средств в пустоту. Любой игрок избегает рисков. Кудрин на каждый аргумент имеет свой контраргумент.

Но есть опыт Норвегии, которая сначала повысила благосостояние населения, а потом уже занималась накоплением для будущих поколений. Мы сейчас создаем накопления для будущих поколений, рискуя благополучием поколений нынешних, рискуя сохранить биполярные, разрывающие страну диспропорции (социальные, межрегиональные, отраслевые), которые мы не лечим.

У нас распространена позиция, что рынок сам нас вывезет. Но он не вывезет. Тема несовершенства рыночного механизма давно освоена. За нее дали массу нобелевских премий. Но у нас эти работы не читали. Считается, что был прав во всем только нобелевский лауреат Милтон Фридман, концепция которого нашим либерализмом перетолкована до неузнаваемости.

Финансовый кризис 2007-2008 года, однако, показывает, что вся эконометрическая школа рухнула. Стандартные зависимости не работают. Ни корреляции, ни регрессии. Вот в чем главная проблема. И эту тему в дискуссиях мы в России даже не поднимаем. Западные экономисты от этого в шоке. Поэтому сейчас реанимируется интерес к структурализму, к неошумпетерианству, неокейнсианству и т.п. школам, которые ближе привязаны к реальности, а не к стройности и кабинетному изяществу моделей.

Оригинал статьи: http://www.russ.ru/interv_yu/v_verhnih_sloyah_elity_voznik_pozitivnyj_futurologicheskij_nastroj